Кэт Стивенс. Земля, на которую вернулся хиппи

Cat Steewens Музыка Кэта Стивенса продается на компактах в любом солидном музыкальном магазине, но старые хиппи, когда-то напевавшие его песенки, предпочитают винил. И не только потому, что на пластмассе наивно-архаичный Кэт Стивенс звучит лучше, чем в стерильной цифре, — дело еще в том, что он навсегда остался в том веселом времени. В этом месте позволю сказать, что именно по звучанию винила и цифровых болвашек возникает много споров среди меломанов, но я как человек профессионально занимающийся этим поскольку написал не одну контрольную работу в Синергии на музыкальную тему, могу сказать винил имеет теплый звук и все человеческое существо воспринимает его гораздо мягче, нежели чем "холодное" цифровое звучание. еще один фактор влияющий, то, что время рок-н-ролла прошло — остались толпа эпигонов и мифы о героях, которые были когда-то. Рок-н-ролл сегодня — предание старины, памятник ушедшей эпохи, в одном ряду с ирландскими сагами и песней о Нибелунгах. В этих сагах и песнях герои умели скакать дни и ночи напролет, биться с ордами врагов и обретать неуязвимость, окунаясь в прозрачные ручьи. Герои рок-н-ролла могли, как Джанис Джоплин, выпивать по три литра виски Southern Comfort в день, в одиночестве, стоя лицом к стене, играть на гитаре получасовые блюзы, как Джимми Хендрикс, раскидывать руки и петь полной грудью, с летящими по ветру волосами, как Дэвид Байрон. А вместо ручья прозрачной воды в мифологии рок-н-ролла — бассейн, в который окунулся вдребезги пьяный Брайан Джонс. Окунулся, утонул и — вот чудо! — действительно обрел неуязвимость в смерти (а иная бывает?).

В ряду шумных героев рок-н-ролла есть один тихий — Кэт Стивенс. Его образ и аура — длинные волосы, карие спокойные глаза, излучение покоя и умиротворения. Песенки у него экологически чистые, натуральные — никакой электроники, только гитара, ударные и иногда греческие народные инструменты. Эти песенки как нельзя лучше соответствовали в семидесятые мироощущению интернациональной хипни, кочевавшей в мировом масштабе — из Лондона на пустынные пляжи Кипра, еще не обесчещенные массовым туризмом, из Парижа в Непал через мирный Афганистан, еще не знающий, что такое напалм. На вечерних привалах  напевал строчку из песенки Кэта Стивенса: O baby, its wild world!

Этот мир исчез — бесследно. В разных странах есть музеи крестьянской жизни или предметов обихода промышленных рабочих, но я не знаю ни одного музея хиппового быта или хиппового народного искусства. Куда исчезли самодельные бисерные фенечки, украшавшие тонкие запястья девочек, путешествовавших автостопом из Москвы в Ригу, куда подевались сшитые из лоскутков сумочки, в которых каждый уважающий себя хип хранил пачку черного чая, упаковку седуксена, презервативы и катушку с пленкой, на одной стороне которой были записаны Uriah Heep c несравненной July Morning, а на второй — Кэт Стивенс с его наивным альбомом Teaser & the Firecat?
Он был наивен, этот Кэт Стивенс, наивен и чист, как и положено детям-цветам.