В 1969 году фирма Fantasy выпустила четыре альбома, причем три из них - группы Creedence Clearwater Revival. Продажи каждого из альбомов уже перевалили за отметку в миллион долларов, и на волне этого успеха их дебютный альбом 1968 года также стал "золотым". Теперь на счету Creedence и Fantasy уже 8 таких дисков.

Синглы “Down on the Corner”, “Fortunate Son”, “Green River”, “Proud Mary” в этом году также достигли вершин популярности, сделав из Джона Фогерти культовую фигуру, исполняющую “swamp rock” – несмотря на то, что лишь год назад он впервые увидел Миссиссиппи.

Офис Fantasy теперь находится в одноэтажном доме с гаражом в одном из кварталов Оуклэнда, штат Калифорния. Сюда фирма переехала два года назад, после того как Сол Зентц - играющий в пул бородач и ветеран звукозаписывающей индустрии – выкупил ее у первоначальных владельцев – братьев Сола и Макса Уайсов, таким вот образом они в ущерб себе оказали помощь великому комбинатору. Собственный завод грампластинок и студия звукозаписи Fantasy остаются в Беркли, пригороде Сан-Франциско.

Fantasy была основана в конце 40-х Солом Уайсом и одной из первых стала выпускать виниловые пластинки. Фирма познакомила меломанов с такими джазовыми исполнителями как Dave Brubeck, Paul Desmond, Cal Tjader, Vince Guaraldi, Roger Collins, The Mulligan Quartet. Сингл Джерри Муллигана “My Funny Valentine” стал одним из первых джазовых синглов, принятых поп-аудиторией. Помимо джаза, Fantasy также записывала чтецов поэзии и прозы. Таким образом, The Golliwogs, и вслед за ними Creedence, стали одними из первых исполнителей рок-н-ролла в каталоге Fantasy.

Во-первых, как вы попали на Fantasy Records?

Мы смотрели документальную телевизионную передачу «Анатомия хита» на 9-м канале про Винса Гаральди (Vince Guaraldi, американский джазовый музыкант – здесь и далее прим. перевод.) и его хит “Cast Your Fate to the Wind”. Мы то и дело бывали в Sierra Sound и Music City, и у нас имелось четыре инструментала, два из которых были в основном мелодиями для фортепьяно. В тот момент, как нам казалось, Винс достиг пика своей карьеры, и мы подумали: «Возможно, он возьмет наши композиции». Любой подумал бы так, верно? Они были написаны профессионально, мне до сих пор нравятся эти мелодии. В передаче мы видели Макса и Сола Уайсов (братья Max & Sol Weiss, основатели лейбла Fantasy), видели тебя, конечно же. И мы подумали: «По крайней мере, можно съездить в звукозаписывающую компанию в Сан-Франциско. Попытка не пытка». И мы отправились туда с целью «продать инструменталы»! Вот так все и случилось, собственно.

Вы тогда назывались Blue Velvets?

Точно. Мы пришли на Fantasy в марте 1964. Макс убедил нас, что инструменталы – это не самое подходящее, да и не наше это, хотя мы собирались продать их для Винса. Это был повод войти в эту дверь. Он сказал: «Неплохо бы вам еще и петь». Чем мы и занимались все время! Итак, мы сделали инструменталы, для демонстрации… в пристройке на заднем дворе. Предполагалось, что это всего лишь демо-запись. Она была записана на домашнем магнитофоне. Потом я уехал в Портленд, а девять месяцев спустя запись вышла!

Мы не сразу посмотрели на лейбл на пластинке,… а там было написано Golliwogs! И мы просто… Я не знаю, как это описать, потому что сейчас все позади, но в течение четырех лет это было сущим кошмаром! Потом еще четыре года над нами смеялись. Нам было просто стыдно произносить это название! У нас спрашивали: «Как называется ваша группа?» А мы отворачивались и говорили: «The Golliwogs». Такие дела.

Твои ощущения изменились, когда вы стали Creedence?

Название было лучше, чем мы сами, когда мы, в конце концов, его придумали. И мы решили в тот момент: «Что ж, теперь нам нужно дорасти до этого названия». Это действительно хорошее название, по сравнению с Golliwogs. Оно нас вдохновляло – помню, что мне нравились имена вроде Buffalo Springfield или Jefferson Airplane. Это целый образ. И то же самое с Creedence Clearwater Revival.
Мы решили, что пришло время нам собраться, и оттачивать технику игры. Так мы постарались достичь большей глубины в своем исполнении.

Ты думаешь, дело во взрослении?

Ну, взросление означает много вещей, и одно из главных значений, как я думаю, – ненавижу говорить клише, – но это поиск себя. Надеюсь, в ближайшие десять лет я пройду еще пару десятков этапов взросления.

Скажу по-другому: я вернулся (из армии), с ясной головой. Когда мне было 14-20 лет, у меня в голове, да и у всех, наверное, было слишком много самокопания, самопознания, вроде того: «Здесь ли мое место? Или где мое место?» Излишним самоанализом сам себя запутываешь.

Что сдвинуло нас с места, это, я думаю, немного (а может быть и много) удачи, но в основном, что касается меня, это решение не увлекаться самоанализом и не волноваться о бесконечных мелочах, просто двигаться вперед. Наши песни стали лучше, то есть сам материал. Концепция все та же, а играем мы теперь, конечно, лучше. Записи лучше продюсируются.

Разница заметна уже на примере прошлого года, когда мы играли на забастовке KMPX (в начале 1968 года Creedence поддержали забастовку радиостанции в Сан-Франциско, выступив на площадке грузовика перед зданием, где она находилась). Мы были уже уверены в себе. У нас был репертуар, мы могли хорошо его исполнять; и у нас было, наверное, необходимое присутствие духа. Мы были счастливы тем, что мы делаем. Раньше мы были постоянно критично настроены. У нас на пути было столько препятствий. У нас никогда не было аппаратуры, которая работала бы как следует! Никто, казалось, не понимал, что группе нужна хорошая звуковая аппаратура!

А потом ты был в Портленде одно время?

Точно. В 1964-м. Это были мои первые профессиональные выступления в качестве певца. До того это было как развлечение. Я познакомился с одним парнем по имени Майк Бернс (Mike Byrnes) из группы the Apostles и еще одним парнем по имени Том Фэннинг (Tom Fanning). Еще до Сан-Франциско, Портленд был местом, где сбирались группы. Много групп приезжало с северо-запада, и мы решили: «Все, поедем в Портленд и что-нибудь там организуем». Мы где-то нашли бас-гитариста, а барабанщика уже там, на месте. Мы нашли работу в клубе на две недели. Обычная клубная работа – нам захотелось домой уже после третьего вечера! Мы играли 6 раз в неделю, по 5 сетов за вечер…

Ты фактически бросил свою группу?

Не совсем. Попробую объяснить. Одна из причин, почему понадобилось столько времени для Creedence, чтобы продвинуться куда-нибудь, заключается в том, что все смотрели в разных направлениях, занимаясь своими делами. У Тома была работа и семья, со всеми вытекающими, так что ему было трудно все бросить. Стю учился, поскольку у него над душой стоял отец. Дуг никак не мог определиться, учится он или нет. Так что я поехал в Портленд, потому что я просто хотел играть, вот и все.

Я вовсе не бросал группу. Мы уже записали пластинку на Fantasy. Не было речи о том, что Blue Velvets, или Golliwogs, или какая-то другая группа была бы единственной группой, в которой мне хотелось бы оставаться. Это был как бы академический отпуск.

Имело бы название Creedence психологическую важность, если вам не приклеили ярлык Golliwogs?

Возможно, нет. Мы знали, что живем с плохим названием и уговорили себя, что все хорошо. И так это было двойным прыжком со среднего уровня.
Но это нам действительно помогло. Повысило ту планку, к чему мы стремились, я полагаю. Наконец-то мы были действующим ансамблем с настоящим названием. И чтобы вложить в это все какой-то смысл, дело было за нами.
А что поощряло тебя до этого?

Я знал, что у меня есть потенциал… Знаю, это не сильно проявлялось. Но после небольшого успеха “Brown-Eyed Girl” мы уже знали, что можем прийти в комнату, где есть пара микрофонов, и сделать запись, которая звучала бы как нормальная запись. Если бы “Brown-Eyed Girl” стала хитом, то мы так и остались бы группой одного хита. Мы могли бы решить: «Эй, это же просто», и уже не продолжать движение вперед.

Но это была интересная песня во многих смыслах?

Но она была создана в студии. Мы не были способны играть так же хорошо, как звучало на пластинке, поэтому нам было трудно продолжать в том же духе, честно говоря. Материал не лился рекой, образно выражаясь.

Когда ты сказал, что она была создана в студии, ты имеешь в виду, что работал над ней прямо в студии? И разве вы не играли ее на концертах?

Играли,… но Стю знал только три ноты на бас-гитаре, Том играл на одной струне, а я затем дополнил все остальные инструменты: орган и другие. Мы были студийной группой. В своей голове я знал, чего я хочу, но надо было убедить остальных ребят: «Эй, мы можем это сделать! Так репетируйте, учитесь играть на своих инструментах», – и так далее.

Они вообще не видели будущего в этом всем. Наконец, папа Стю был адвокатом на фирме. Он был категорически против всей затеи. Это было важным решением для Стю, в конце концов бросить все. Ему пришлось порвать отношения с отцом. Теперь, когда все в порядке, его отец работает на нас, он наш юрист. Вот так бывает!

Уолли Хайдер (Wally Heider) сказал, что ты самый организованный музыкант, который когда либо переступал порог его студии. Был ли ты всегда так организован?

О да. Я думаю, важно отметить, что в старших классах школы и до того, как мы первый раз пришли на Fantasy, у меня за плечами было около 5000 часов опыта студийной записи. Я приходил как сессионный музыкант в студию Berkeley подыграть на кантри-энд-вестерн или польках. Мы играли все что угодно, только чтобы узнать, что такое студия. Я знал, что однажды это пригодится.
Некоторые группы проводят невероятное количество времени в студии, записывая альбом.

Я не мог сидеть в студии и ждать, пока что-нибудь снизойдет, потому что я бы переживал о времени. Ведь деньги капают! Каждый прошедший час приводил бы меня в ужас. Теперь я все делаю быстро. Правда. Мы приходим, набрасываем, например, десяток вещей. Затем я прихожу, и через 4-5 часов мы доделываем разные мелочи, и все готово. Мне нравится так работать. Мне нужен инженер, который быстро выполняет поставленные задачи, потому что я уже продумал все заранее. Мне не нравится сидеть на месте и ждать вдохновения в студии. Я хочу, чтобы работа была сделана, и мы могли бы перейти к следующему материалу. Если что-то передержать, оно потеряет свежесть.

Когда ты сочиняешь песни, ты делаешь наброски на бумаге или в голове?

В голове.

Как ты пишешь песни?

Обычно на гитаре… или по дороге в машине, или очень часто лежу ночью в постели и размышляю пару-тройку часов. При этом я имитирую инструменты, например ударные, это очень помогает. Обычно я кладу в основу партию ударных и басовые рифы. Сначала я вырабатываю ритм, а потом вырисовываю мелодию. До недавнего времени у меня не было места, где бы я мог дать себе волю и петь в полный голос. Соседи жаловались. Сейчас я пытаюсь оборудовать для себя маленький уголок в доме, где я мог бы этим заниматься. Не знаю, будет разница или нет. Возможно, будет.

Потом, с другой стороны, саму начинку песни, – о чем она будет, слова и так далее, – я делаю отдельно – иногда раньше, иногда позже. А потом я как бы складываю их вместе.

У меня есть маленький блокнот, полный названий, отдельных строчек, которые могли бы быть либо заголовком, либо частью песни. На первой странице на меня будто нашло озарение, и в самом начале блокнота была “Proud Mary”, где-то в середине были “Lodi”, “Bad Moon Rising”, а ближе к концу нечто под названием “Riverboat” и “Rolling on the River”! Изначально это были три разные вещи. В итоге они были собраны вместе и стали “Proud Mary”. Я сочинял “Proud Mary” вовсе не о пароходе. Она могла бы быть о девушке, прачке, которая стирает у реки, или просто о девушке. Короче, о чем-то совершенно другом.